«Почему бы сразу не в Россию?»

Финка Туули Хакулинен начала путешествовать автостопом, когда ей было 17, а спустя два года решила переехать на год в другую страну. Хотелось чего-то нового и необычного. 

– Когда я планировала переехать, казалось, что год – это ужасно много. Долго думала, где же его провести, пока папа однажды не пошутил: «Почему бы сразу не в Россию?». Сразу же после экзаменов отправилась в Петербург на три дня. Посмотрела город, университет, общагу… Всё понравилось. А ведь я тогда даже не знала русский алфавит.

Туули и её семья связались по факсу с университетом, перевели деньги на подготовительные курсы филологического факультета, и уже первого сентября неугомонная путешественница прибыла на Финляндский вокзал.

– Я училась с американцем, шведом, тайванцем и китайцем. С последними двумя сразу пыталась говорить по-русски, да и преподавателя стала понимать быстро. С иностранцами дружить отказывалась категорически, хотелось общаться только с русскими. Из-за этого даже в какой-то момент пережила депрессию: собрала вещи и уехала домой посреди учебного года. Но честолюбие оказалось сильнее – вернулась через месяц и как-то дожила до лета.

Ещё в Финляндии Туули была панком и анархистом. В России ей долго не удавалось познакомиться с какими-либо представителями субкультуры, но в итоге поиски себя оправдали.

– Дошло даже до того, что я подошла к парню на улице, который внешне был похож на анархиста. Выяснилось, что он неонацист и с тех пор я действовала осторожнее. Позже я таки нашла анархистов, правда совсем не таких, какие были в Европе. Эти ходили с бородами и носили всё чёрное с бахромой. Как-бы анархисты начала 20-го века. Некоторое время ходила на их встречи и думала: «наверное в России такой вот анархизм», но в итоге нашла ребят с более близким мне пониманием течения, а через них меня взяли в панк-нойз группу. Очень радовалась, что наконец-то пошло общение. На вопрос: «когда у нас репетиция?» ответили, что репетиций нет, а выступаем мы в эту пятницу. Концерт прошёл хорошо, насколько вообще мог в такой ситуации. В итоге я осталась в этой группе.

Так у нашей героини появились друзья в России, и она решила провести здесь ещё один год.

– Было уже не так тяжело, я думала: «ещё год, и до конца выучу русский». Мы часто выступали, ездили в разные города, но приходили только знакомые и знакомые знакомых. Популярностью это было назвать трудно. Удачным концертом мы считали такой, на котором клуб отключал нам электричество, чтобы мы не могли играть дальше. Помимо группы я общалась и с другими анархистами. В то время не существовало полноценных направлений у субкультур, точнее они были, но вполне могли существовать в лице одного человека. Так в нашей тусовке был единственный красный скинхед, анархо-феминистка и два вегана. Анархо-феминисткой и одним из веганов была я. Тусовались мы тогда все вместе не глядя на различие политических взглядов. Хотя были и те, для кого именно политические взгляды стояли на первом месте. Время было крутое, и уезжать совсем не хотелось. Спустя год я уже окончила первый курс и осталась ещё…

Позже с развитием минимального интернета находить единомышленников стало намного проще и Туули стала на лето приезжать в лагеря эко-активистов «Хранители радуги».

– Мы протестовали против застройки зелёных зон, вырубки лесов и подобных вещей при поддержке местного населения. Большинство были как я: студенты, приезжающие на каникулах. Были и ребята постарше, они добывали нам финансирование. Правда в основном финансировали нас бабушки, которые приносили нам урожай со своего огорода и ещё что-нибудь съедобное. Жили мы в палатках, готовили на костре, вокруг него же устраивали консенсусы, обсуждали дальнейшие действия. Как раз из-за консенсусов Rainbow Keepers считалась в том числе и анархической организацией. Хотя сейчас я понимаю, что голоса людей, достающих нам еду, имели на консенсусах больший вес. Потом, со временем по отношению к «Хранителям» начинали действовать всё более жестоко и если с самого начала, они могли остановить строительство атомной станции, то в итоге всех без разбора сажали на пятнадцать суток. Сейчас я понимаю, что пристёгивая себя к дверям и деревьям мало чего можно добиться.

Помимо прочего Туули вывозила своих знакомых и просто желающих на антиглобалистские мероприятия в Европе. Находила людей, оформляла визы, искала деньги. В основном это были мирные акции в Финляндии, но один раз они попали на очень крупные волнения.

– Это было после масштабных волнений в Сиэтле. Мы приехали на какой-то саммит Евросоюза в Швецию, нас разместили в школе, где мы и ночевали. А утром мы проснулись и увидели, что всю школу загородили контейнерами. Потом начался штурм — на нас бежали люди полностью обернутые в поралон, митингующие бросали в них камни, потом даже коктейли Молотова, начался полный хаос. Но это уже не в школе, из неё мы вырвались. Русские ребята, которые были со мной, никуда ничего не бросали, потому что понимали, что им просто визы закроют. Да и ехали мы для массовой акции, а не для столкновений с полицией. Я знаю, что один русский даже просидел в шведской тюрьме два месяца, а в итоге получил огромную компенсацию. Другие наши выезды были спокойными, мы просто показывали европейцам, что и в России есть активисты. Думаю это было полезно.

Год за годом, Туули снова выбирала не уезжать. Сначала она убеждала себя, что нужно получить «бумажку», чтобы ехать в Финляндию не с пустыми руками, а после окончания университета и вовсе перестала понимать, зачем ей возвращаться домой, ведь теперь вся её жизнь в России.

– После института я устроилась в центр гендерных проблем. Я родилась в одной из самых равноправных стран мира, наверное по этому,  сексизм в России показался мне очень сильным. В том центре боролись за равенство и активное участие женщин в жизни общества. Там я проработала два года, потом центр закрылся. Затем я была и переводчиком, и журналистом, но как фрилансер.

Туули удивляли люди, которые спрашивали её, не хочет ли она обратно на родину.

– Странно предпочитать Питеру скучную, предсказуемую Финляндию. В молодости её стабильность казалась мне невыносимой. Другое дело – здесь, где я жила в коммуналке с маргинальными соседями и наркоманом, который варил что-то запрещённое на общей кухне. Кстати, все мои жилища – это отдельная история. 

Со второго курса Туули стала снимать комнаты в коммуналках. Полагая, что это жильё теперь по праву принадлежит ей, она приводила друзей, громко разговаривала после 12-ти и так далее, поэтому там, где жили хозяева, она надолго не задерживалось. С ней расторгали контракты до тех пор, пока она не переехала в новое место, которое нарекла «адской коммуналкой».

– В одной комнате жил наркоман со своей женой – медсестрой, в другой — алкоголик, а в третьей семья туберкулезников. Там я прожила три года. В квартире существовала тюремная иерархия, в которой наркоман был авторитетом. Когда я только переехала, он боялся, что я могу его сдать, и поэтому я оказалась на нижней ступени этой синтезированной социальной лестницы. Это, правда, было временно, и в итоге я стала третьей, следующей после его жены. Это значит, что у меня были некие привилегии. Например, я не должна была убираться. Сначала эта обстановка казалась мне интересной (где ещё такое увидишь?), но в итоге дружба с наркоманом стала невыносимой, и мне пришлось переехать.

Вместе с тем, наша героиня и её друзья, желая адаптировать и привить особенности западных субкультур, создавали сквоты, то есть «захватывали» заброшенные помещения. Одним из объектов их внимания стал дом на Нарвской. Они повесили на него замок, перекинули из соседнего щитка электричество и заняли весь второй этаж.

– Там мы жили два-три месяца, но потом милиционеры увидели свет в окнах. Для них мы явно оказались непонятными элементами, потому что у нас был ковер, пылесос, электричество, да и вообще было уютнее и явно лучше, чем в некоторых традиционных квартирах. Нам пришлось съехать, и после этого я еще шесть лет провела в большой квартире, в которой у меня было четверо соседей, но все они были моими хорошими знакомыми, так что нам было не сложно.

Спустя годы Туули Хакулинен смогла перебраться в свою однокомнатную квартиру, уже с мужем и ребёнком. Последние двенадцать лет она работает в турфирме, обзванивает гостиницы и составляет программы, благо опыт в организации поездок был ещё в юности. Но желание помогать людям и миру в целом никуда не делось: Туули является организатором охранных мероприятий для русских и финских лесов.

– Я работаю с экспертами по этим вопросам, веду переговоры с властями и компаниями. Одна из наших стратегий, это отправляться в экспедицию на поиски животных из красной книги на необходимой территории. Если нашли, то предоставляем доказательства и этот лес рубить запрещают. Это уже не активизм, поскольку я работаю не против властей, а вместе с ними. Это оказалось намного полезнее. 

Сейчас на вопрос о том, какая же страна лучше, Туули не имеет былого однозначного ответа.

– Я уже так легко не отвечу какая лучше, потому что у меня появился дочка, а с ней спокойная и тихая Финляндия заиграла новыми красками, на фоне интересной, но не самой стабильной страны. Что буду делать дальше пока не знаю. Как говорится: поживём увидим.