Буддизм в центре Петербурга

Дацан

Адрес: Приморский пр., 91.
Метро: «Старая деревня», «Черная Речка»

Как видно, буддистская философия несет довольно радикальные суждения. И обо всем этом можно узнать подробнее в дацане Петербурга. Ведь буддизм построен на вопросах, сомнениях и логических заключениях. Монахам необходимы были места, где можно было совместными усилиями докапываться до сути. Дацаны — это, конечно, не монастыри, но они тоже дают возможность раскинуть свой дискурс.

Сам термин буддизм был принят как направление, объединяющее по общей концепции философские учения и верования, развивающиеся под крышами различных школ. Только за первые триста лет от просветления Будды под древним деревом Бодхи образовалось более двух десятков школ. Естественно, в условиях такой полифонии не могла закрепиться однозначная трактовка истинного учения. Поэтому в буддизме выделяют несколько основных направлений, в рамках которых и распределились школы. Самые древние и существующие поныне течения, это Хинаяна (чуть более раннее) и Махаяна (более распространенное и классическое).

Каждое течение претендовало на абсолютную истинность. Велась полемика. Буддийские монастыри устраивали в своих стенах своеобразные философские факультеты (впрочем, восточные языки зачастую не делают большой разницы между религией и философией), и монахи занимались схоластикой, логикой, эристикой на уровне профессиональных мыслителей.

Сейчас в петербургском дацане традиции научного подхода сохраняются. Дацан Гунзэчойнэй был построен в Петербурге в 1909—1915 гг. Сподвигнул это дело бурятский лама и ученый Агвана Лобсана Доржиева. Помимо служб и обрядов ламы регулярно проводят лекции, на которых всегда можно задавать неудобные вопросы и вступать в обсуждение. Дальше — несколько основных буддийских понятий, чтобы было проще сориентироваться на месте.

Сердце буддизма это, конечно, Будда

Течение Хинаяна было наиболее ортодоксальным и сугубо монашеским. В их школах только монах, соблюдающий обеты, принимающий аскезу, мог достичь состояния Будды. Этакой навсегда покинувшей сансару сущности, которой больше не существует в мире страданий и для которой не существует мир. То есть – Будда у хинаянистов это полное и вечное растворение в нирване прошедшего долгий путь совершенствований монаха.

Махаяна возводит Будду в надмирный принцип, воспринимает его как глубинную природу истинной реальности и «вообще всего». Для того, чтобы правильнее понять это, необходимо разобраться еще в нескольких буддийских терминах. Во-первых, что такое бодхи? Бодхи это пробуждение, осознание истины, обретение высшей мудрости. Буддой можно стать лишь обретя бодхи. Получается, что Будда и бодхи – по сути одно.

Есть еще важное для Махаяны понятие дхарма. Дхарма – это мельчайшая частица реальности, элементарная, неделимая сущность любого опыта. И так как бодхи – это пронизывающая всю реальность истина, а дхарма – это то, из чего реальность плетется, то Будда это Дхарма дхарм, природа дхармы. Есть у махаянистов прекрасная вера в то, что все существа всегда были и будут Буддами, просто некоторые пока этого не поняли.

Получается, разница между Буддой хинаянистов и Буддой махаянистов заключается в том, что у первых это обрятший нирвану человек, покинувший мир и ставший в вечном покое сверхсущностью. А у вторых это всё и вся, что есть во Вселенной (и если сможете представить, в еще более просторных локациях), просто иногда непробужденное.

Сансара, нирвана, карма: слышали все, но будем разбираться

При всем своем внешнем спокойствии, буддизм все-таки категорично утверждает, что страдание это суть бытия. Жизнь, в каком бы воплощении она не проходила, это страдание, страдание, страдание. Этих форм воплощения может быть шесть: божество (дэва), воинственный титан (асур), человек, голодный дух и обитатель ада (от беззаботного и светлого бытия к самому угнетенному). Но, во-первых, даже божество это такое же вращающееся в сансаре существо, обладающее волей к жизни, имеющее самосознание, которое в сути своей и есть заблуждение-страдание. А во-вторых, божеству еще и хуже, оно свое страдание не ощущает, потому не задумывается о выходе из сансары. Человеческое существование для этого подходит лучше всего.

Так вот в классическом буддизме сансара это мучительная череда рождений, влечений, страстей, смертей и снова рождений. Если бы вы переживали их уже восемь миллиардов лет подряд (а то и больше), и помнили об этом, вам бы точно захотелось от этого сбежать.

Нирвана это отсутствие сансары. То есть хинанянский монах, становясь Буддой, достигает этой нирваны – полной победы над всеми желаниями и отвращениями, над страстями и жаждой жизни. Иными словами, это освобождение из плена существования, отречение от всякого понятия «я». Хотя описывать нирвану любыми словами Будда считал ошибочным, так как она недоступна просто человеческому осознанию. Если попытаться ее как-либо описать, то может возникнуть некая личная ментальная конструкция нирваны. Привязанность к этому конструкту станет сложностью на пути к истинному освобождению. Нирвана познается только ее достижением.

Плюсики к карме, «это твоя карма, что кот в ботинок наделал» и прочие мемы, это все не отсюда. Карма – это просто единомоментное действие. Карма никак не связана с мистическим воздаянием Вселенной по принципу: сделал добро – и Вселенная пошлет тебе такое же добро. Просто буддизм принимает закон кармы как объективный и безусловный закон природы: каждое действие порождает следствие. Поэтому минимальны волевой, речевой или физический акт, если не приводит к результату сразу, то откладывается в виде энергетического заряда. Совокупность этих зарядов не есть карма, но именно он влияет на некоторые события в нашей жизни и определяет форму следующего воплощения.

Пока все вроде более или менее по канону. Но Махаяна куда радикальнее в своих суждениях. В первую очередь это течение стирает границу между сансарой и нирваной. Вот так просто: сансара это и есть нирвана. Почему так?
В основе лежит все тот же принцип вездесущности Будды. Так как Будда это истинная природа всех феноменов, то ни страданий, ни круговорота на самом деле нет. Все это иллюзия. Все существа изначально являются Буддами и пребывают в нирване. Значит, из сансары нельзя выйти. Можно просто понять ее иллюзорность и раствориться в Дхармовом Теле Будд.

Так как сансары нет, и все – иллюзия, то получается, мир существует только в нашем сознании? Да, в сознании мятежном, привязанном к собственному «я» и оттого ошибающемся. Но тогда что насчет других людей? Они ведь тоже это видят.

Здесь карма все и объясняет. Она дает возможность взаимодействовать нашим сознаниям. Так как в силу определенного кармического заряда мы все стали людьми, то в силу каких-то особенностей и уникальности этого заряда мы оказались в максимально близких, согласованных реальностях, прокручивающихся в сознании каждого. То есть вся эта очередь в магазине – плод вашего воображения, возникший в силу особенностей вашей кармы. Однако и вы – мираж для них, объяснимый их кармой. Возникает этакая корреляция кармических миражей, которая и кажется нам реальностью.

Махаяна снова уходит в более логические построения, нежели Хинаяна. По Хинаяне сансара – это череда рождений и смертей, страдание. Нирвана – вечное блаженство. Карма – единое действие, откладывающееся в кармический заряд, который определяет следующее воплощение. По Махаяне же, сансара и нирвана это одно, и их различие – плод заблуждения. А карма это зерно нашей иллюзии.

О личности

Кажется, тут все понятно. Никакого понятия личности для буддиста быть не может. Всякое «я» это корень привязанности. В буддизме нет души. Тогда что перерождается, развивается, переходит из мира в мир, уходит в нирвану?
Ничего.

Возвращаемся к вездесущим дхармам. Так как они это частицы, из которых состоит всё, то и любой человек, получается, это набор дхарм. Но с теорией дхарм тесно связано важное для буддизма учение о мгновенности. По нему все дхармы – мгновенны. Они, точно вспышка, появляются лишь на какое-то мимолетное мгновение, исчезают и на смену им приходят следующие дхармы. Эти следующие дхармы не берутся из ниоткуда, они полностью обусловлены причинно-следственной связью.

То, что представляется нам личностью, это поток дхарм, набор которых в один момент появляется, в другой исчезает, снова появляется уже иной. Но разница между вспышками мгновений настолько мала, что все словно сливается в один общий поток, который развивается (как развивается и все вокруг) по все тому же объективному и абсолютному в природе закону следствия. В каждый момент времени мы и те, кого мы любим, – это уже совершенно другой набор дхарм, просто обусловленный предыдущим. Поэтому нет смысла привязываться к какому-то якобы своему духу, разуму, который будет перемещаться из жизни в жизнь.

И о пустоте

Но ко всему прочему, буддисты делают вывод, что раз все причинно-обусловлено, то ничто не есть само в себе. То есть ничто не существует в силу собственной природы, а это значит, что нет ничего самосущего. Всё пусто. Эта пустота приравнивается к Дхармовому Телу Будды. На этом и остановимся.

Для буддизма в рамках течения Махаяны ничто из того, что способно воспринять и выразить наше сознание, не является истинным, настоящей реальностью. Наше сознание лишь помещается в языковые формы, которые являются выражением наших представлений о мире. Словами буддолога Торчинова: «Думая, что мы описываем бытие, мы описываем лишь наши представления о бытие».

Однако буддисты все равно разрабатывали масштабные логические и философские учения. Они распространяли его и в Японии, и в Китае, и в Тибете, и сейчас почти в каждой стране есть последователи буддизма. Вспомним хотя бы нашу Бурятию, Калмыкию, Тыву, где это традиционная народная религия.

Каждая культура, безусловно, вносила в учение что-то свое. Да и сами буддисты не смущались и прибегали к различным уловкам (упая), чтобы буддизму было проще прижиться в новой культуре. Так, например, в Японии они заявили, что все японские боги познали истину Будды и отныне верны ей. Тогда Японцам не пришлось менять своих богов, но и стремление к бодхи стало для них таким же естественным, как и для всякого буддиста.

В годы гражданской войны дацан Петербурга был разворован и репрессирован. Но тем не менее, его постройка в северной столице стала важной вехой в развитии буддизма в России. Это значит, что он вышел за пределы традиционных территорий и был принят и признан в русской культуре. В Москве подобной постройки нет до сих пор, хотя строительство храмового комплекса уже ведется. Прийти в дацан Гунзэчойнэй на Старой деревне — доступный способ познакомиться с новой культурой. И теперь вы знаете, о чем спросить.